Добро пожаловать !
Войти в Клуб Mountain.RU
Mountain.RU

главнаяновостигоры мираполезноелюди и горыфотокарта/поиск

englishфорум

Чтобы быть в курсе последних событий в мире альпинизма и горного туризма, читайте Новостную ленту на Mountain.RU
Люди и горы > Творчество >


Всего отзывов: 0 (оставить отзыв)


Автор: Владлен Авинда, Ялта

Команда молодости нашей
Часть 10

К ХИЖИНЕ С ОЛЕНЬИМИ РОГАМИ

Трагедия Уаскарана в Перу и победа над ним, мистика спасения в ночной буре на Пти-Дрю во Французских Альпах.

Случилось это давно. Три товарища учились в разных школах, но вместе ходили в туристские походы. Какое было славное время! Все школьные каникулы они бродили в горах, переживая тысячи приключений. В то время у них не было, — поскольку не было и в свободной продаже, — ни палаток, ни спальных мешков: из дому брали тоненькие одеяла и, не задумываясь, отправля­лись в поход, осенними и зимними ночами мерзли, но все равно не сдавались.

В лесистом ущелье они обжили Ночлежный грот. Перед его входом с вечера на всю ночь разводили большой костер из валежника, гревший их до утра. Громов хорошо запомнил свой первый поход на Скалистое плато.

...Ветер играл огнем, раздувая пламя и, бросая снопы золотистых искр в темноту, освещал вокруг серые скалы и медную зелень леса. Красное пламя лизало сухой бук, трепетало в каком-то языческом танце. На старых узловатых ветвях пляшущие тени каза­лись фантастическими силуэтами древних животных. Мгновение — и они тут же исчезают или превращаются в новые всполохи. Казалось, что ребята — первобытные люди и вытачивают из крем­ней наконечники стрел. Вскоре все ушли внутрь грота. Громов остался один у костра. Спать ему не хотелось, рядом тихо дышала его первая ночь в горном походе. Темнота вплотную подступала к костру. Он боязливо оглядывается — не хочется ступать во мрак, но нужно пополнить запас дров. Громов медленно пошел в лес. Легенды и страшные истории, рассказанные сегодня у костра, переплелись в его воображении.

В лесу еще темней, становится жутко. Преодолевая страх, он нагибался и собирал дрова. Вдруг рядом зашевелились кусты. Гро­мов резко выпрямился, и что-то острое кольнуло ему в спину. Он упал на кучу хвороста, замер... Но никакие "разбойники" почему-то не стали трогать Виктора. Он приподнялся и огляделся. Над ним раскачивалась сухая ветка, ткнувшая его в спину, когда он выпрямился. Смеясь над своим испугом, Виктор возвратился к костру, подбросил дров и лег спать к ребятам, но рядом положил тяжелую дубинку, — на всякий случай...

У каждого человека, часто бродившего в горах, появляется любимое место. В своих мечтах он наделяет эти уголки самы­ми ласковыми эпитетами. Ему грезится мир пахучих трав и листвы, шепот ручьев и родников, задумчивые вековые деревья и милые обитатели: белки, олени, барсуки, певчие птицы. Таким местом у Громова стали лесные поляны на Пойке. Уже давно стоит там сторожка. В ней жили пастухи, пригонявшие скот на летние пастбища. Внутри — нары с охапкой травы и маленькая печь. Над входом кто-то приколотил оленьи рога, и домик сразу наполнился таинством, будто превратился в сказочную избушку на курьих ножках.

И сейчас Громов шел в это место. На Скалистое плато вы­ехал на попутной машине, дальше добирался пешком. Остано­вился на краю плато. Леса, озолоченные осенью и лиловым сол­нцем, лежали в далекой голубоватой дымке. Горная даль напо­минала необыкновенную страну, спрятанную на дне моря. Но вот солнечные лучи озарили ее и точно испарили толщу воды. Он ждал эту встречу с Пойкой, И стал спускаться на нее напря­мик без троп и дорог. Запахло лесной влагой и лиственным на­стоем. Сильное и радостное чувство охватило горноспасателя, словно он припал к земле и напился ее живительных соков, как легендарный Антей.

На спуске Громов весь исцарапался и изодрался о колючие кусты шиповника и барбариса, он пересекал едва заметные тропки, по ним ходит только лесное зверье, проваливаясь по пояс в сухую листву, под руками у него обламывались перегнившие стволы. Наконец Громов выбрался из глухомани на утоптанную тропинку. Рядом текла тонкая, обессилевшая после жаркого лета, горная речка. Ее завалили зеленые, багровые, красные листья.

Вот и поляна, где стоит хижина с оленьими рогами. Вокруг ничего не изменилось, также странно и дико раскинулись оленьи рога, побелевшие от дождей и морозов. Здесь у лесной хижины назначена встреча, о ней они, школьные товарищи, договаривались двадцать лет назад. Вспомнят друзья или нет? В то время они ходили в походы с археологическим кружком во главе с Олегом Ивановичем Домбровским. В горах они выискивали памятники старины, раскапывали их, зачищали, делали обмеры, собирали кера­мику, По вечерам они сиживали у костров и слушали рассказы Олега Ивановича и мечтали о путешествиях в далекие края.

Вот тогда они втроем: Афоня Гуменюк, Олег Гринов и Виктор Громов, дали друг другу святую мальчишескую клятву: когда вырастут, то обязательно совершат необычное путешествие и здесь, у хижины, встретятся через двадцать лет и поведают о своих при­ключениях. Еще о встрече знал Костя Аверкиев. Как-то десять лет назад он приходил с ним на Пойку, и Громов рассказал Косте о мальчишеской клятве. И Костя пообещал, что тоже придет к ним на встречу. Громов улыбнулся той далекой мальчишеской клятве и вдруг громко крикнул:
— Ну что, друзья детства, я не забыл своего обещания и пришел к "Хижине с оленьими рогами"! Лес молчал.
— Забыли о нашем уговоре, — с жалостью промолвил он.
Громов разжег печку в хижине, поставил на огонь чайник. Нарезал колбасы и перекусил. Ужин вышел простой, а хотелось что-нибудь с лесными приправами. Но ему никогда не везло с приготовлением пищи. В первую археологическую разведку на Пойку Олег Иванович назначил его дежурным, но он оказался плохим поваром, макароны пригорели, и избыток соли хрустел на зубах. Пришлось их выбросить — никто не ел. Шли дни. Громова больше не назначали поваром, он выполнял подсобные обязанности: рубил дрова, носил воду, мыл грязную посуду. Ка­никулы заканчивались, и продуктов осталось лишь на один день. Утром все с экспедиционными грузами отправились на юго-за­падное шоссе, там ждала машина. Часть грузов осталось на Пойке для второй ходки. Машина не пришла, ребята сложили грузы в доме лесника и на попутном автобусе уехали в город. Несколько человек вместе с Олегом Ивановичем сидело на Пойке. Они не ели весь день, продуктов не было. Утром следующего дня Громов отошел от лагеря, у него слегка кружилась голова и сосало в желудке. Вдруг он увидел обломок белой мра­морной колонны. Ого! Удачная и редкостная находка для архео­логии. Бросившись к мраморному обломку, он понял, что ошибся. На земле лежал смерзшийся ком злополучных макарон, они сохранили форму ведра, откуда их недавно вытряхнул плохой повар Громов...

Раздумывал Виктор недолго, разжег костер и положил совко­вую лопату греться, все кухонные принадлежности были отправлены с первой партией груза. Собрал остатки сливочного масла и начал жарить макароны. Они получились отменные. Как повара Громова тогда реабилитировали...

Солнце скатилось к горизонту. Такой глубокой тишины, исцеляющей от многих недугов и забот, Громов давно не замечая. Слов­но литой из золота и янтаря застыл курчавый лес...

Со стороны ущелья донеслась веселая песня. Из лесу появил­ся Костя, — популярнейшая личность среди спелеологов края. На заре рождения пещерной секции, первой в Союзе, он стал участником многих штурмов подземных полостей. И одна из пещер на Долгоруковском плато получила его имя при жизни. Сухой, весь подтянутый, Костя даже в свои уже грузные годы походил на про­казника-мальчишку.
— Алло, парни! Приветствую ваш славный юбилей! — зарокотал он с края поляны. Но лишь Громов встретил неугомонного пещерника.
— Молодец, Костя, что не забыл своего обещания и пришел к хижине!
— А где твои юные сподвижники?
— Еще в пути, а может, и забыли клятву юности.
—- Ничего, придут или не придут, а мы с тобой такой лесной пир закатим. Ты заметил, какой в этом сезоне богатый урожай в лесу?
Пока они суетились, раскладывая вещи, в стену хижины внезапно с силой вонзилась стрела.
— Томагавки к бою! — приказал Костя.
А Громов выскочил на поляну и закричал.
— Афоня, бледнолицый москвич, кончай свои индейские штучки и выходи из лесу!
Из-за кустов выкатилось сразу трое: Афоня, Олег и чей-то юный отпрыск в настоящем индейском костюме с перьями на голове.
— Ура! — теперь кричали все. — Да здравствуют приключения!
Костя подхватил «индейца» на руки и плясал вокруг обнявших­ся друзей, таинственно по-шаманьи нашептывая: Туи-туки — черный хвост!
А через час, сварив ароматный глинтвейн, они сидели в хижине. На оленьих рогах трепетали разноцветные вымпелы, привезен­ные друзьями из далеких земель, где они странствовали. Юный индеец с русским именем Максим, сын Афони, а теперь Афанасия Викторовича, кандидата медицинских наук, спал на нарах, зарывшись в сене.
- Кто первый начнет рассказывать? — Костя не удержался и обратился к школьным друзьям.
— О чем? О прожитых годах или путешествиях?
— Только о путешествиях, как двадцать лет назад договорились, и первым начнет
Афоня, ведь он теперь живет в Москве, а здесь — гость.
— Хорошо, — согласился Афоня, — слушайте рассказ о моем самом удивительном путешествии. В мае 1970 года в Перу прогрохотало мощное землетрясение. Часть горы Уаскаран рухнуло вниз на озеро и вода, превратившись в грязь, выплеснула в сторону и поглотила окрестные земли.
"Это ужасно! На нас падают горы... Всюду пыль... Люди задыхаются!" — Это были последние слова бедствия, переданные в эфир перуанским радиолюбителем. Через несколько дней, ког­да облако пыли улеглось, летчики вертолетов, облетевшие район катастрофы на малой высоте, не обнаружили никаких признаков жизни в Юнгае и соседних городках района, - только море дымящейся грязи.

Перу в трауре. Наша страна оказала помощь пострадавшему народу. В Перу направили отряд советских врачей и в него включили трех альпинистов: Кавуненко, Романова и меня. Ра­ботали очень много, медицинскую помощь оказывали в таких районах, где люди впервые видели врача. Погибло и пропало без вести 40000 тысяч человек, трагедия коснулась даже Че­хословакии. 31 мая чехословацкая альпинистская экспедиция начала восхождение на Уаскаран. Они первыми приняли каменный удар обвала и оказались погребенными под слоем рухнувших камней.

В память о погибших мы пошли на Уаскаран, на вершине которой еще никогда не было русских. На Уаскаран нужно было подняться, чтобы развеять суеверный страх местных жителей перед обвалившейся горой, перед грозными и непонятны­ми силами природы. Надо же такому случиться, что весь Юнгай погребла лава грязи, и осталось целой только каменная фигура Иисуса Христа на городском кладбище, стоявшая на возвы­шении. К ней, спасаясь от грязи, убегал житель города и спас­ся на каменном пьедестале. Вот попробуй, на месте жителей, не быть суеверным и не поклоняться богам! Слушайте, как писал потом в "Ежегоднике альпинизма" наш руководитель Кавуненко:

''Уаскаран — это не просто подъем на 6768 м, это трагедия 40 тысяч людей, живших в городах Юнгай и Рапраика. При слове "Уаскаран" смолкают смех и разговоры индейцев. Для них это слово священно, и они не допускают даже мысли о возможности подняться на эту вершину. Уаскаран неприкосновенен! Уаскаран — судья и исполнитель велений бога на земле!"

Риск был огромный, мы шли по обломкам гигантского завала, рухнувшего всего два месяца назад. На высоте 5100 метров сложили ступени из гранита, вверху воткнули ледоруб и повесили альпинистскую веревку — памятник горовосходителям из Чехословакии...

Направляемся к вершине. Дикий хаос льда, снега и камней. Впечатление такое, что всю землю перекорежила страшная катастрофа, словно мир наново перекроился. Вспученная земная поверхность еще "дышала", одно неосторожное движение — и тут же готовы рухнуть вниз потревоженные глыбы льда и камня. Гигантские трещины перерезали этот хаос.

Пестрой лентой вился за нами маркированный путь. В тот день мы добрались до высоты 5700 метров, выбрали удобное место для палатки, защищенное от обвалов. Перед выходом на вершину мы лежали в палатке, и я долго не мог заснуть. Мои мысли будоражили далекие воспоминания юности, когда мы сиживали у костров на Пойке и мечтали об опасных приключениях. И вот я стал участником такого путешествия и на­ходился далеко от дома, на другом континенте. Но никакого волнения и необычности своего положения я не чувствовал. Все так просто, а рядом тревожно дышал Уаскаран.

Что ожидает нас утром? Сумеем мы подняться на вершину? Зябко, я повернулся на бок и вдруг услышал далекий гул, будто вдали летел самолет. Напряженно прислушался — гул доносился из толщи земли. Не успел разбудить товарищей, как внезапный сильный подземный толчок и грохот обвалов разорвал тишину горной ночи Кордильер. Выскочили из палатки. Вблизи от нас медленно расползалась черная трещина. Мы замерли: спасенья нет, бежать некуда и невозможно, вокруг обрывы и стены. Трещина могильной чернотой застыла у наших ног...

Настало утро. Как быть? Продолжать восхождение или скорее спуститься в долину? В ослепительном солнце над нашими разду­мьями и слабостями презрительно "улыбался" белоголовый Уаскаран. И мы пошли вверх. Безрассудство? Но вы, друзья, хорошо знаете, что ведет альпинистов к вершинам.

Этот день принес нам другое препятствие. Хотели подняться к перемычке вершины, но огромный разлом преградил нам путь. После долгих поисков нашли хлипкий снежный мост с трещиной посредине. Я полз по мостику и старался спокойно смотреть в черные дыры под собой. Двигался очень осторожно, чтобы не провалиться, все тело напряглось и собралось в тугую пружину. Снежный мостик выдержал наши тела.

У предвершинного гребня — новое испытание: вверху замер висячий ледник. Стоит только подземной силе повернуть свои страшные рычаги — и тонны льда обрушатся на нас. Или солнце разогреет ледяной панцирь и вниз соскользнет оттаявший лед. Ледник повис над нами, как дамоклов меч.

Но мы сумели подняться на вершину! Уаскаран взят. Казалось, мир перед нами должен открыться чистой гладью, но налетела снежная метель. Всю маркировку засыпало, скрыло под снегом коварные дыры и трещины попробуй теперь найди обратный путь. Но вниз идти легче, и все закончилось благополучно. В базовом лагере радист передал в эфир:

"Внимание! Все радиостанции советского медицинского отряда. Сегодня наши поднялись на высшую точку Перуанских Кордильер пик, Уаскаран высотою 6768 метров. Восхождение посвящено памяти жителей Юнгая и чешских альпинистов, погибших от обвала этой вершины!"

За это восхождение мне сразу присвоили звание мастера спорта по альпинизму! —закончил свое повествование Афоня,
— Далеко тебя забросило от нашей хижины! — сказал Олег.
— Но я слышал в Москве, что вы неплохо потрудились во Французских Альпах и покорили сверхтрудные скальные маршруты?
— Мы прошли Пти-Дрю и Гран-Жорас, самые сложные стены. Русские там тоже еще не лазали, кроме "тигра скал" — Михаила Хергиани.
— Тогда рассказывайте, — потребовал Афоня.
— Давай, дружок, выкладывай ты, а я буду дополнять. — обратился Олег к Громову, разворашивая сухой клюкой костер и вверх полыхнули искры, как рой золотых жучков, и мгновенно растаяли в темноте.
Громов начал рассказ:
— Я тоже до сих пор не могу поверить, что мы с Олегом прошли эти трудные маршруты в Альпах. Мечтал, мечтал и вдруг исполняется, просто как в сказке. Мы читали книгу "Альпинизм за рубежом" и очень завидовали парням, покорявшим такие слож­ные маршруты. И вот мы стали мастерами спорта по альпиниз­му, и попали во Французские Альпы. По приезде в горный центр Шамони французы-гиды хотели поводить нас по окрестным ска­лам, где пролегают несложные маршруты. А мы заявили — хотим на Пти-Дрю.
— По какому маршруту? — вежливо поинтересовались гиды.
— По пути Бонати или Маньона.
— Но это очень трудно, — деликатно отговаривали нас гиды.
— Ничего, попробуем!
В общем, договорились. Знакомясь с описанием маршрутов на вершину, я прочел такое высказывание одного страстного поклон­ника Пти-Дрю: "Превосходнейшая французская вершина, Драго­ценный камень королевского венца Шамони, гордость шамоний-цев, она стоит как вызов человеку. Она печаль и отчаяние альпи­ниста, смотрящего на нее".
И вот мы. четыре советских спортсмена, у подножия Пти-Дрю. Все готово к прохождению маршрута. Спать мы легли засветло, ночью надо успеть проскочить снежно-ледовый кулуар, в него с восходом солнца сыплются камни. Вверху под теплыми лучами оттаивает лед, и каменные бомбы сотрясают кулуар. Нас две связки — Коля Мащенко и Владимир Моногаров, Олег и я. Руководи­телем восхождения выбрали меня.

Проснулись в час ночи. Короткие сборы и завтрак. Подъем к вершине начали по фирновому плато к снежному кулуару, освещая путь налобными фонариками. Каменная отвесная ступень — это начало кулуара. Глухо шумел водопад. Ночь густая, черная и лишь изредка мерцали серебристые звезды, перекрываемые нависающими мрачными стенами-карнизами. Далеко внизу в неоновых огнях искрился и блистал Шамони, словно стеклянная елочная игрушка.

Путь для подъема едва просматривался рядом с грохочущим водопадом. Полез по скользким скалам рядом с падающей водой. Брызги заливали руки, лицо, стекали по анараке. Закрепил веревку для страховки и друзья подошли ко мне на уступ. Ночь, как синяя холодная река, пряталась по глубоким ущельям, а вверху в небе разгоралась юная заря. Алым блеском покрыли острые скалистые пики и широкие снега Монблана, в пурпурном изумруде стояли лесные горные чащи.
— Доброе утро, Франция! — приветствовали мы прекрасную страну.
Все вокруг сверкало в сказочно-синем пространстве, старин­ном и современном, будто создавая суть смысла суеты. Зачем мы сюда забрались?
Солнце быстро вставало, блистая белым огнем, точно при сражении у Ватерлоо. Ценность жизни особенно ярка и дорога у края пропасти. И сквозь череду проходящих дней, порой скучных и бесцельных, будто протуберанцем горит наш страх и счастье при со­прикосновении с силами Пти Дрю, запечатанными в гранит, жут­кую пропасть и адскую красоту. Ты чувствуешь даже дыхание кам­ня, теплое или ледяное, душа земли словно здесь — живая, и удив­лена, как здесь, в сокровенном недоступном уголке планеты появился странный человек, пытаясь силой воли и мускулов пройти по краю Смерти и остаться живым, наслаждаясь риском, опаснос­тью и собственной смелостью!

— Спасибо, Творец земли, что иногда ты даришь людям та­кие волнующие дни-чары, как часы с золотым песком часов и минут. Как жаль, что они быстро истекают, — но как радостно сейчас и потом, что был этот миг между непредсказуемыми Ничто и Случайностью, когда по опасным обрывам ты караб­кался к вершине...
— Здесь в горах особо присутствует фантасмагорическая и фантастическая фатальность с феерическим финалом. Представляешь, Афоня, километровый колодец, у которого нет одной стены: одна стремительная грань, как готика костела? Это Пти Дрю а рядом две зубчатые короны соседних хребтов. И вот мы в таком театральном колодце находились на самом дне, а в недосягаемой высоте голубел кусочек неба. И начался наш путь в высший свет, где скала соприкасается с синью небес, а там тишина, торжество и рай золотой. Здесь особенно уместны и высокопарный стиль, и величавость слов, сочетаемые с виртуозностью восходителя и возлежащей величественностью вершин. В моей памяти отчетливо остались огромные каменные кубы, будто поставленные друг на друга и хорошо подогнанные. Узкие щели-трещины отчеканили гигантскую хаотичную кладку. Скалы сухие и надежные. Можно смело браться за любой уступ и ничего не обломится, под пальцами шероховатый крепкий гранит...

— Что ты все о скалах? Афоня и без нас хорошо налазился в Кордильерах, расскажи лучше о своем спасение на Пти-Дрю! — перебил Олег Виктора.
— Ладно, — безропотно согласился он. — Маршрут Бонати мы прошли успешно и хотели потом взобраться на другую вершину — Гран-Жорас, но непогода спутала все наши планы. Заметели-ло на несколько дней, кончался наш срок пребывания во Франции и когда установилась ясная погода, то пройти маршрут высшей (шестой) категории сложности — подъем на Гран-Жорас со спуском в Италию, — мы не успевали. А "шестерка" нам была очень нужна для выполнения звания мастеров спорта международного класса, и мы вновь пошли на Пти Дрю по западной стене по маршруту Маньона. Вот строки из нашей любимой книги "Альпинизм за рубежом", авторы Б. Гарф и Ф. Кропф, оба австрийские альпинисты, бежавшие в СССР от фашистов: "Восхождение по западной стене вершины Пти Дрю заслуженно считается сейчас превосходящим по сложности все то, что до сих пор было сделано в Альпах.

Вершина расположена во Французских Альпах, в районе Мон­блана. Высота ее — 3733 м над уровнем моря. Высота запад­ной стены, считая от подгорной трещины, достигает 1 100 м, а средняя крутизна — 82 градуса, что является редким для гра­нита. Большая часть стены абсолютно отвесна, а многие участки нависают. Протяженность отдельных сложнейших участков весьма велика (45-метровая щель, 90-метровый внутренний угол и т.п.). На протяжении всего маршрута альпинист находит­ся в постоянном нервном напряжении, так как почти вся работа ведется на отвесе."

И вот снова Пти Дрю высилась над нашим биваком у ледника Роньон. Ребята Виктор Громко, Коля Мащенко, Владимир Моногаров легли отдыхать, а я не мог уснуть и любовался вершиной. Она была как фейерверк, с бронзовыми раскаленными краями в свете заката. Я зажмурил глаза от лучей зеленого солнца. Я боялся пристально смотреть на вершину, мне казалось, что каскады серых скал шевелятся, как перья былинной птицы Феникс. Красная колдовская магия солнца.

Ночью проскочили нижнюю камнепаДную часть и останови­лись на скальных террасах. Отсюда гранитная вертикаль взметнулась в небо. Я вытер насухо платком подошвы ботинок, очищая их от снега и грязи. Встал на плечи Громко и загнал в щель первый крюк. И пошли, полезли, подтягиваясь, пробиваясь, продираясь и прилипая, замирая над прилизанным плитам пространства и пропасти. Труднейшее лазанье, и спасенье лишь в часто забиваемых крючьях. Ох, какая отрада и благозвучность для альпиниста, когда поет и звенит скальный крюк, надежно входя в узкую щель-трещи­ну! Щелкает страховочный карабин, пропуская нейлоновую верев­ку, и напарник крепко держит ее конец, а вместе с ним и тебя, идущего впереди и вверху.

Громадные, абсолютно отвесные плиты, которые венчает кар­низ. В дело идут деревянные клинья, забиваемые в широкие щели. Теперь отдых только на лесенках, никаких полочек и уступчиков на пути нет... Идем налегке, с собой мы не взяли ни спальных мешков, ни палаток, ни примусов, только несколько бутербродов и фляги с водой, на четверть разбавленной сухим вином. Это рецепт французов, такой напиток прекрасно утоляет жажду, действует как слабый тонизирующий допинг, придающий эмоциональное настроение восхождению.

Подъем все сложнее, отвесы сменяют нависающие карнизы, а трещин для крючьев совсем нет. Рискованное лазанье первоидущего без надежной страховки напрягает всю команду, — а вдруг срыв, то... Здесь слов и предположений не надо, в действие вступает "кардинал Франции", жестокий и безжалостный аварийный Случай, но с каким исходом?

Впереди работает Виктор Громко, человек-паук, цепкий, юр­кий, который может держать свое тело над пропастью всего лишь на кончиках двух-трех пальцев одной руки. Бесстрашен и яростен, силен и ловок — феодосийский скалолаз Виктор Громко. Но порой безрассуден и может лезть на длину всей сорокаметровой верев­ки, не забив ни одного крюка для страховки. А если все же срыв? Тогда — восемьдесят метров свободного падения. Покалечится страшно, если останется жив, но и нас может сорвать и увлечь в бездну.

Заставляю его найти какой-нибудь старый крюк предыдущих восходителей, защелкнуть карабин и организовать страховку для моего подъема. Тогда "джумаров" еще не было изобретено, мы завязывали схватывающий узел для страховки и, подтягиваясь по закрепленной веревке, легко или тяжело, смотря у кого какая физическая подготовка, поднимались к напарнику наверх. У меня выходило довольно просто, ведь я учился в Киевском институте физкультуры и подтягивался на турнике по 60 — 70 раз в один прием.

Бездна будто целует твои пересохшие губы, она как женщина стремительна и красива, грассирует прозрачными потоками воздуха и влечет в свои волнующие объятия. И мы замираем от сладостной и трепетной истомы безумия и смелости прикосновения, будто к восхитительной королеве Франции — Ее Величеству Глубокой Пропасти. И души стынут, холодея, -— под нами Пустота. Но мужчины привыкают даже к объятием прекрасных королев, тем более мифических. Увлеченные восхождением с натянутыми, как страховочные веревки, нервами мы даже не заметили подъем по стене других альпинистов. Нас догнала связка французов — боро­датый студент из Парижа Марсель и лионец Пьер. Галантно уступаем им дорогу. Мы шли чуть помедленнее, потому что нас было четверо. Еще одна связка обошла нас — англичане из Манчестера.

Но перед 90-метровым внутренним углом они застопорились — и тогда наша передовая связка, "паук" и "ящерица", немножко картинно, с русской беспечностью и бесшабашностью, будто играючи, а на самом деле — на пределе физических и моральных сил, прошла это препятствие. Конечно, поразительное искусство лазания и мертвую хватку показал прославленный ''паук", — иногда он стоял на моей голове, на пальцах моих рук, но сумел удержаться даже один раз губами вставлял крюк в щель, вдавливал и тут же использовал его для зацепки пальцев потом слегка подбивал его молотком, и ушко крюка служило опорой для прорезиненного "вибрама". Рассеченные пальцы и кисти рук распухли, особенно кровоточил у меня палец на правой руке, когда Громко стоял на нем и содрал кожу рифленой подошвой.

Мы выбрались и ночевали все вместе на довольно хорошем уступе. Угощали друг друга национальными деликатесами. Анг­личане согрели кофе, французы предложили заплесневелый сыр "рокфор" или "рокшор", я так и не научился правильно его выгова­ривать, а мы — шматочки украинского сала с лучком и чесноч­ком. Иностранцы с большим удовольствием лопали наше угощение. Пир, с прихлебыванием из фляг вина, разбавленного водой, удался на славу.

Каждый устроился на полке по своим возможностям. Местные — англичане и французы, - достали пуховые спальники — "ноги", у нас тогда не было такого легкого снаряжения, а свои ват­ные мешки и тяжелые палатки мы не взяли на восхождение. Втай­не мы планировали проскочить западную стену Пти Дрю за один день, но не удалось.

Я устроился в небольшой нише, подстелив под себя веревку и укрывшись тоже несколькими витками. Окровавленный палец засунул в рот, чтобы остановить кровотечение (аптечки для легкости рюкзаков мы тоже не взяли, а просить у иностранцев медика­менты мне было стыдно, еще был молод и стеснителен). Быстро уснул, сказывался тяжелейший день восхождения. А ночью не пойму — сон или правда, но чувствую, что ко мне подлетает серая птица Дрю, хватает меня в лапы и несет! Если — сонсказка, то ничего, а если вправду? Вдруг отпустит, а там километровая пропасть, и мокрого места потом не найдут!
Странная птица принесла меня в ледяной дворец и вдруг про-клекотала, но я понял ее.
— Смотри, здесь находятся все погибшие на Пти Дрю альпинисты! Вот испанец, англичанин, американец, итальянец, датчанин, много французов, но нет русских, ты будешь первым!
Я осмотрелся. В большой алмазной галерее стояли, немо и над­ломленно впечатанные в тяжелые и прозрачные грани-глыбы льда, ледяные фигуры моих товарищей по горновосхождениям, и разли­чались они по национальным костюмам.
— Выбирай себе любимый цвет льда, в который будешь закован?
Смотрю — мои несчастные товарищи сверкают ярким разноцветьем: зеленые, желтые, красные, белые, синие, черные. Но я молчу, говорить не могу, я хорошо ощущаю во рту палец со спекшейся кровью.
— Ах, ты русский герой, не хочешь со мной даже разговаривать и молчишь, будто на пытке! — язвительно проклекотала волшебная птица.
— А что, разве это не пытка? — пытаюсь проговорить, но мне не удается.
— Тогда будешь фиолетовым! — решила сама Дрю.
Поставила меня в почетную нишу, и я стал покрываться льдом, цепенея от острого холода. Одна нога онемела, другая тоже, фиолетовый лед потихоньку сковывал меня. Уже не могу повернуть головой, чувствую — через мгновение стану таким же мертвым и неподвижным, как застывшие окружающие фигуры. В последний раз подни­маю еще живую руку с разорванным пальцем. Я хочу проститься с жизнью, поцеловать свое тело, выстоявшее во многих приключе­ниях и опасностях, а теперь попавшее в плен французского шикар­ного льда, как хрустальный флакон духов, где алой каплей сверкала моя кровь с пальца. И вдруг в конце анфилады блистающего ледяного дворца открылась дверца и выскочила маленькая девочка, серебряная и сказочная, бегущая ко мне с криком:
— Папа, ты замерзаешь! Папа, папочка проснись! Папа, я спасу тебя!
Белый слепящий свет ударил по ледяному дворцу, по моим глазам, по грохочущей ночи. Я проснулся, и снова яркая вспышка озарила беснующуюся ночь. Это было ужасно и прекрасно! Полыхала страшная гроза. Хаос блистающего света и секущая снегом темнота, обледенелые скалы и дрожащая живая пропасть. Молнии сверкали нещадно — и я понял - сейчас ударит по нашей полке, где лежало столько альпинистского железа: крючья, молотки, ледорубы, карабины, кошки, и мы сгорим. А я хотел этого огня, ведь совсем не мог двигаться, все мое тело покрылось фиолето­вым льдом, только окровавленный палец держал во рту. А колдов­ская ночь с дивным свечением молний продолжалась. Кто это девочка, разбудившая меня и спасшая от ледовых губительных чар Пти Дрю?

Я растолкал своих товарищей, они тоже могли замерзнуть навеки, ведь снаряжение у них хлипкое и тонкое. Мы стали растирать друг друга, колотить кулаками, даже колоть крючьями. Бдели с трех часов и до шести утра.

На рассвете проснулись французы и англичане в своих пуховых мешках. Потянулись, расправили затекшие члены, но, глянув на остекленевшую, замерзшую стену, тут же решили:
— Дальше не полезем, по льду опасно и сложно! Мы еще вернемся сюда! Ведь это наши горы!
Заложив по веревке "дюльфер", они стремительно ушли вниз на ледник. А моя команда замерла в ожидание, как капитан, я должен был дать последнее решение. Глянул вверх, вроде страшная стена на исходе, на изломе и чувствуется вершина рядом.
— Ребята, давайте попытаемся пробиться наверх, ведь у нас в запасе целый световой день? Мы пройдем эту "шестерку" и выполним звание мастеров спорта международного класса. Кажется до вершины совсем ничего?
— Валяй! Все равно идешь первым! Мы согласны на подъем вверх! —- дала добро команда.
Но прежде чем начать восхождение, я сказал.
— Ребята, поздравьте меня!
- С чем?
— В эту ночь у меня родилась дочь. Когда я уезжал во Францию, дома жена оставалось беременной.
Двое поздравили. А Коля Мащенко, киевский альпинист, — как жаль, но он потом погиб через три года на Кавказе, — гово­рит мне:
— Her, Виктор, ты такой неугомонный и непоседливый, никогда от тебя нет покоя, везде таскаешь нас: то по скалам, то по музеям, то по картинным галереям. У тебя в семье первым должен родиться сын!
— Спорим, Коля, что родилась дочь?
— Согласен, но на что?
— На бутылку "Наполеона", французского коньяка.
— Идет, по рукам.
В этот лучезарный, метафизический и счастливый день, правда, полный скальными трудностями, но впереди меня сменил Громко, — мы сумели подняться на прославленную французскую вершину Пти Дрю. По легкому гребню, четвертой категории сложности, спуститься на ледник Мер де Гляс (Море льда). Именно на нем французы в толще льда вырубили сказочный чертог. Платишь франки за вход, опускаешься по ступеням и застываешь в изумлении. Лучи солнца пробиваются сквозь про­зрачный панцирь и окрашивают лед во все цвета радуги. А перед восхождением мы, конечно, посетили эту ледяную пещеру. Вот отсюда, от этих видений и родился у меня на западной стене Пти Дрю очаровательный сон с девочкой, разбудившей и спас­шей меня от оледенения.
Вечером мы спустились в Шамони, где меня ожидала радост­ная телеграмма:
"Поздравляю с рождением дочери. Твоя Люда". Я показал ее Коле и сказал.
— Ты знаешь, как хочется выпить французского коньяка за рождение дочери и в честь победы над такой сложной вершиной!
— Витя, ты что сумасшедший? — внезапно спросил меня Коля.
— Нет!
—- А зачем ты у меня требуешь коньяк?
— Но ведь ты спорил, пожалуйста, отдавай долг!
— Хорошо, я куплю тебе этот дорогой "Наполеон" и приеду домой, а жена спросит меня: — А где ты был? — Во Франции! — отвечу я. — А где твои подарки: трусы, чулки, духи и другой французский "шарм"? — А я не купил, я все деньги истратил на коньяк!
— Коля, понимаю наши затруднения, валюты нам выдали мало, так что покупай подарки жене, а дома купишь мне армянский, крымский или молдавский коньяк за советские рубли, я добавлю, и мы уже в Москве отпразднуем рождение моей славной дочурки, разбудившей меня на Пти Дрю. Она разбудила меня, а я вас: выпьем за здоровье дочурки, спасшей нас всех от гибели, и за наши звания мастеров спорта международного класса.
Вот и весь рассказ о спасательных работах на Пти Дрю. — Телепатия в альпинизме? —- научно подытожил кандидат медицинских наук Афоня Гуменюк. — Нет, просто горы дарят нам удивительные и неповторимые ощущения в жизни, превращая ее в настоящую сказку! — задумчиво произнес Громов, все еще находясь во власти своего расска­за о восхождении на Пти Дрю.

Конец


В начало


Поделиться ссылкой

Дорогие читатели, редакция Mountain.RU предупреждает Вас, что занятия альпинизмом, скалолазанием, горным туризмом и другими видами экстремальной деятельности, являются потенциально опасными для Вашего здоровья и Вашей жизни - они требуют определённого уровня психологической, технической и физической подготовки. Мы не рекомендуем заниматься каким-либо видом экстремального спорта без опытного и квалифицированного инструктора!
© 1999-2024 Mountain.RU
Пишите нам: info@mountain.ru
о нас
Rambler's Top100